В 2015 году на сроке 27 недель я родила дочку Ангелину. Она весила 710 граммов. На 17 неделе беременности анализ крови показал повышенный уровень бета-ХГЧ, что является одним из признаков синдрома Дауна у ребенка. Меня отправили на обследование к генетикам, но диагноз не подтвердился. Позже, задним числом, я прочитала, что вторая распространенная причина повышенного уровня бета-ХГЧ – риск гестоза. Но на это никто из врачей не обратил внимания.

В 24 недели у меня резко поднялось давление. Вызвали скорую. В больнице давление сбили и через пару дней выписали домой. Почему меня не оставили в госпитале, для меня сейчас загадка.

Вскоре я заметила, что дочка стала меньше шевелиться в животе. А до этого, наоборот, она билась с яростью, – видимо, была гипоксия, но врачи на мои подозрения говорили, что, наверное, у ребенка такой характер.

В какой-то из дней давление опять поднялось, и пришлось снова вызвать скорую. Меня положили в больницу. Отправили на УЗИ. Только узистка приложила к животу датчик, как тут же кинулась звонить врачу: УЗИ показало третью степень фетоплацентарной недостаточности, а предполагаемый вес ребенка соответствовал 24 неделям (как раз тот срок, когда впервые сбили давление, и, видимо, после этого ребенок перестал развиваться).

Тут же прибежали врачи, приняли решение ставить дексаметазон, но сказали, что шансов на продление беременности практически нет. Да я и сама это поняла. Прохожу мимо часовни, что в одном из помещений роддома. Зашла – слезы льются из глаз, прошу только одного – оставить мне ребенка, чтобы он выжил. Постояла, поревела, пошла в палату. А через 2 дня реверсный кровоток. У ребенка нет даже нескольких часов. Экстренное кесарево. Иду в операционную.

Прохожу мимо вчерашней часовни, оборачиваюсь – а икона Богородицы на двери мне улыбается.

Несмотря на то, что большую часть дня я провела в забытьи, я помню его до сих пор, каждую минуту. Очнулась в реанимации. Первый вопрос: «Жива?». – «Да, жива, 710 граммов». Отлегло от сердца — я очень боялась, что не успеют вытащить. Пришла неонатолог, сказала, что не могут поставить зонд, подозревают атрезию пищевода. Поэтому нас в первый же день перевели в больницу. Атрезия не подтвердилась, а дочка с первого же дня начала получать профессиональную помощь.

Теоретически я знала, что врачи выхаживают детей от 500 граммов, но как это происходит на практике… конечно, этого я не представляла. К счастью, спасибо лечащему врачу, меня не пугали, хотя и не рисовали радужных иллюзий.

В реанимации и на выхаживании мы пробыли 4 месяца, из них 49 суток на ИВЛ. Диагнозы: БЛД cреднетяжелой степени тяжести, Ангелине делали операцию по закрытию артериального протока, ретинопатия 1 степени ушла в регресс. Больше всего проблем было с легкими.

Сейчас у Ангелины осталась задержка развития. Физически она догнала сверстников, ходит, но общение пока дается ей с трудом. Заметили мы это уже ближе к двум годам – проблем с крупной моторикой у Ангелины не было, она развивалась чуть медленнее, чем положено, но в целом это было объяснимо недоношенностью.

Сразу после родов я не понимала, к каким последствиям может привести недоношенность. В сознании было такое: выпишут, и дальше дочь будет расти как нормальный ребенок. Я не читала интернет, форумы. С одной стороны, это уберегло меня от ненужной паники, накручивания себя (читая сейчас некоторые группы, я вижу до какого состояния могут накрутить себя мамы). А с другой, я была бы рада, если бы в тот момент мне подсказали, что неплохо было бы после выписки сходить, например, к остеопату. Или другие моменты. Два раза одну ситуацию не проживешь, поэтому неизвестно, как бы все было, действуй я иначе.

Еще в роддоме я решила, что если ребенок выживет, я стану волонтером и буду помогать другим людям. Сейчас я помогаю в уходе за детьми-отказниками в больницах Санкт-Петербурга и поддерживаю семьи недоношенных детей в «Право на чудо». Я рада поделиться своим опытом и надеюсь, что он окажется полезен другим мамам недоношенных малышей, которые тоже проходят этот путь.